Бард роман для взрослых!

Уважаемые посетители форума. В этой теме мы предлагаем вам главы из бард-романа для взрослых
"Один концерт"

 

1. За кулисами, на стареньких китайских часах плоских как лягушка, попавшая под колеса Хаммера, пропикало 20.00.

Питерский бард Борис Борисович Бастард стоял за кулисами, и в дырочку, проделанную карандашом в старом плюшевом занавесе, созерцал наплыв публики в преддверии своего сольного концерта в клубе НИИ искусственного осеменения. Искусственные осеменители любезно предоставили БББ бесплатный зал, за что бард был готов поделиться с ними самым сокровенным, в надежде расплодить генетически подкованных потомков. Эти потомки, в соответствии с мечтами БББ, выкованными во время бессонных ночей на смятых полуторных простынях с видами Гогеновских дебелых теток, производства Кренгольмской Мануфактуры должны были с пеленок петь великих Гейнца и Данилова в тональности си бемоль мажор.

 

2. Тональность си бемоль мажор всегда вызывала позывы черной зависти у Бориса Борисовича. Как-то раз, седой старый рокер, снисходительно слушавший песенные шедевры Бастарда, поскольку тот аккуратно подносил рокеру пинтовые бокалы с Невским номер семь, обнял барда за плечи и с ленивым изысканным питерским акцентом сказал ему:

- Что ж вы всё, менструели, в ля, да в ля? Вот у битлов в Сержанте Пеппере половина песен в си бемоль! Учитесь, почвенники!

 

3. Когда рокер ушел, с третьего раза попав в дверной проем, Борис Борисович еще долго сидел, грустно подперев рукой подбородок, и смотрел на окурки сигарет Мальборо Лайт, лежавшие рядком в фальшивой гжелевской пепельнице как крупные опарыши во время вечернего клеве на реке Вуоксе. Великий бард был с гитарой не то что бы на вы, но где-то посредине, вроде полиморфного английского “you”, означавшего “ты”, и “you”, означавшего “вы”.

 

4. Самое страшное в гитаре для Бастарда было – настраивать струны. Эти волосы Горгоны Медузы, как уважительно называл их друг Бориса Борисовича, еще один питерский бард Михаил Трюфель, не очень то вожделели выстраиваться в логическую цепочку ми-си-соль-ре-ля-ми, но наоборот, норовили создать диссонанс, не сообразный со стремлениями БББ. Вообще настройка гитара для Бастарда, была чем-то вроде обряда одевания пояса верности на длиннозубых саксонских дев времен Ричарда Львиное Сердце, когда рыжебородый кузнец, отворачивая нахальные глаза, подмахивал клещами, а верный муж деликатно отводя мизинчик, закованный в толедскую сталь, смотрел вдаль, пытаясь увидеть магрибские дали, и бешеных асассинов с тонкой талией, мчащихся на норовистых иноходцах.

 

5. Однако, в данный момент, гитара была настроена. Ее настроил еще один приятель и духовный спонсор Бориса Борисовича, известный под ником Папа Карло. На самом деле Папа Карло не имел никакого отношения к жутковатому уродцу Буратино, списанному сталинским жуиром и краснобаем, гениальным Алешкой Толстым с такого же уродца Пиноккио, созданного воспаленным воображением северного тосканца Карла Коллоди. Настоящая фамилия ПК встречалась двести семьдесят восемь раз в списках награжденных Кнессетом длинноволосых и бородатых еврейских унтеров и офицеров, давших прикурить арабам во время шестидневной войны и слушающих в перерывах между боями Джимми Хендрикса и Женю Клячкина. Папа Карло был уже под мухой. Он пил коньяк из плоской китайской фляжки. На фляжке было выгравировано изображение конной охоты Карла II на лис. Королус Карл был, почему-то, узкоглазый, согласно эстетическим представлениям фирмы изготовителя, а его свита была похожа на мастеров кун-фу, летающих по вершинам нортумбрийских кущ.

 

6. Публика прибывала. По подсчетам Бориса Борисовича в зале сидело уже тринадцать зрителей. Эта сакральная цифра немного смущала БББ. Тем не менее, он был преисполнен энтузиазма, так как ожидал еще двадцать новообращенных. Их должен был привести племянник барда, доцент кафедры разведения пчел. К ним на факультет прислали группу монгольских специалистов, преисполненных надежды осуществить пчелиный прорыв на благодатные черноземы пустыни Гоби. Племянник выучил фамилии и имена руководителей группы и щеголял ими в факультетском буфете, где доценты и вечно-незащищенные старшие преподаватели опохмелялись во время окон. Одного из руководителей звали Шагдар Баданжав, второго или вторую Лувсандандар Уранцецег. Изощренная метафизика этих имен, восторгала племянника, и, позвонив Бастарду с предложением привести бортников-теоретиков на концерт, он с наслаждением несколько раз повторил их ФИО в телефонную трубку.

 

7. Тем временем Борис Борисович кровавым глазом водил по полупустому залу. На первом ряду сидели две вечные слушательницы Бориса Борисовича, входящие в его личную клаку и посвященные в финансовые секреты. Эти старые девы, перешли Борису Борисовичу по наследству от легендарного автора Михалыча, пребывающего ныне в Хайфе, и изображающего на улицах этого города слепого русского музыканта, получившего боевое ранение при штурме Белого Дома в столице в октябре 1993 года. Количество спиртного, выпитого Михалычем в период после 1993 и до ПМЖ, конечно могло, скосить не один полк личной охраны зулусского короля Чаки, но, вот зрение у доморощенного Гавроша было, как у сапсана, на бреющем полете выбирающего, куда вцепиться крючковатым клювом в замершую тушку потенциальной жертвы.

 

8. А Глаша и Марго все сидели, вперив свои магнетические взгляды на сцену, как будто пытаясь в складках проституированного занавеса угадать очертания тучной фигуры БББ. Борис Борисович начинал полнеть и был чрезвычайно доволен этой метаморфозой. Животик делал его представительным, и гитара лежала на нем как на подставочке весьма удобно. Бастард даже выписывал в книжечку разные иностранные синонимы, связанные со словом “живот”. Больше всего ему понравилось определение, данное американским писателем Питером Бэнчли в книге “Челюсти”, по которой предприимчивые американцы сняли четыре фильма ужасов, как близнецы похожие друг на друга. Там живот главного героя, полицейского Броди, был выписан автором как “thickening middle” (утолщающаяся серединка). БББ выписал себе транскрипцию русскими буквами и очень любил щеголять этим выражением на бардовских тусовках. “Вот какой у меня сиканин мидл!” говорил он, поглаживая брюшко. Впрочем, до Бастарда доходили слухи, что отдельные представители цеха воспринимали цитату как изощренное ругательство!

 

9. Тем временем на лягушкиных часах было уже 10 минут девятого. Монголы еще не материализировались, зато рядом со старушенциями появился еще один почитатель таланта БББ – то ли мальчик, то ли девочка, получивший (ая) в широких кругах бардовской общественности прозвище Йоко Оно. Йоко по имени жены Джона Леннона, за чуть раскосые глазки, доставшиеся ему (ей) в наследство от татарских предков, Оно по ее же фамилии, да, впрочем, и по бисексуальности этого местоимения. В данный момент Йоко Оно сублимировался в мужской ипостаси и воспринимался глазным аппаратом Бориса Борисовича как мужчина. Йоко Оно не играл ни на одном музыкальном инструменте, да и с голосом у него были большие проблемы. Каждый раз, когда молодой человек восторженно и самозабвенно подпевал общему хору бардов, поющему какой-нибудь шедевр, у Бастарда перед глазами очень ясно вырисовывался простенький бурый медведь, стоящий у мальчика на оттопыренном ухе, и явно намеревающийся откусить ему что-нибудь, влияющее на музыкально-оральное самовыражение.

 

10. Оно мнил себя летописцем всех питерских песенных клубов и выцыганивал у выдающихся мастеров жанра их диски с дарственными надписями, мотивируя это своей бедностью и социальной незащищенностью. Борис Борисович, однако, хорошо знал, что у мальчонки есть семья и достаточно обеспеченная. Мама Йоко Оно всю жизнь работала продавщицей в отделе готового мужского платья и, в соответствии с профессией, переняла специфику товара, который продавала – она ходила в брюках и мужских свитерах, плотно обтягивавших ее плоский бюст, ботинках на два размера больше под шерстяной носок, и коротко стриглась. Голос ее был хриплый от постоянного употребления Беломора. Ходили слухи, что маму Йоко Оно ждет повышение, и она будет старшем продавцом в отделе женского белья, но эти грядущие метаморфозы никак не отражались на ее внешнем облике. Бастрад с трудом представлял, как однажды мадам Оно появится в магазине в маленьком черном платье, бюстье, поясе, чулках, шпильках и будет благоухать парфюмной линией Лора Эшли

 

11. Борис Борисович переминался с ноги на ногу как породистый рысак-трехлетка перед бегами. Он представил себе как ведущий концерта, младший научный сотрудник по осеменению, Оскар Иванович, выйдет на сцену и плохо поставленным голосом скажет что-нибудь вроде: “Дорогие друзья, а сейчас мы просим на сцену одного из самых известных питерских авторов-исполнителей, лауреата и дипломанта многочисленных конкурсов АП, ведущего творческих мастерских, Бориса Борисовича Бастарда!” Честно говоря, БББ был дипломантом только одного конкурса, который постепенно угасал в маленьком древнем северном городе, затерянном в снегах Вологодчины. Он плохо восстанавливал в памяти перипетии фестиваля, поскольку бардовское братство начало употреблять еще в вагоне поезда, и БББ как в тумане помнил выход на сцену, где он спел свою любимую песню “Нерожденной доченьке”. Бастард вообще обожал русские ласкательные суффиксы и охотно вставлял в стихи такие слова как кораблик, простынка, небочко (маленькое небо), цветочечки, свечечки, трубочки, и т.д.

 

12. Жюри северного фестиваля, обалдевшее от, впрочем, вполне ожидаемого наплыва шизофреников, графоманов, бездарей и прочих соискателей наград, сгорающих от превосходства собственного ничтожества, снисходительно выслушало простенькие, но правильные вирши Бастарда, положенные естественно на тональность ля минор и, пошептавшись, поставило его на финальный тур. Один из членов жюри, ВКМБ - (великий московский бард), Виталий Стручков, в коридоре обнял Бориса Борисовича за плечи и, дыша перегаром, прошептал ему в ухо: “Слухай, Борька, ты завтра спой чего-нибудь пафосное, февраль на дворе, авось получишь дипломчик в преддверии Дня Красной Армии!”

 

13. Пафосных песен в репертуаре Бастарда было всего две. Первая была посвящена приятелю Генке Фролову, который прослужил всю срочную в ансамбле песни и пляски благодаря своему папе, контр-адмиралу инженеру Фролову. Огненно рыжий Генка, который умудрился сохранить в армии хампердинковские бакенбарды, петь не умел вообще, поэтому он лишь старательно открывал рот, стоя в третьем ряду. Все ЧМОшники, выпускники консерватории и музучилищ, служившие вместе с Фроловым, ласково называли Генку “папин тенор”. Эта первая песня, однако, не очень соприкасалась с военной тематикой. Собственно военными терминами в ней были “на лафете” и “кирзачи”. Что делал во втором припеве Фролов на лафете, было прописано довольно прозрачно, и Борис Борисович с сомнением подумал, что не всем членам жюри, особенно женского пола, эти вирши понравятся.

 

14. Прошла, как ни парадоксально, вторая песня, которую БББ написал еще на втором курсе Холодильника и спел на конкурсе патриотической песни. В данной песне пелось о “барбудос”, бородачах Фиделя Кастро. Куба была еще актуальна в те годы, но Бастарду не простили упоминание о кубинских девушках с Варадеро, в которых бдительные институтские моралистки усмотрели потенциальных жриц любви.

 

15. В XXI веке пляж Варадеро уже не вызвал никаких отрицательных эмоций, и в последний день, председатель жюри конкурса, Гриша Гончар пригласил БББ на сцену, где всенародно вручил ему грамоту дипломанта и сувенир, представляющий собой маленький берестяной туесок. Феноменальная значимость сувенира стала ясна во время обратной дороги, когда в туесок все наливали водку – ровно 150 миллиграмм. Так, впервые, за свою долгую турнирную историю Бастард был вознагражден утилитарной наградой.

 

16. За кулисами к Борису Борисовичу подошел, вытирая рукой жирный рот, Папа Карло. “Налить на ход ноги?” спросил он и, не дожидаясь ответа, стал наливать коньячно-содержащую бурую жидкость из китайской фляжки в белый пластмассовый стаканчик. Бастард мягко отвел рукой предложенную дозу. “Сёма, ты же знаешь, я не пью до концерта”. Ответил он. БББ не мог похвастаться стойкой склонностью к абстиненции. Наоборот, возлияния были для него неким священнодействием, связанным с культовыми ритуалами авторской песни, включающими хоровые песнопения в электричках, автобусах и прочих средствах передвижения, и перманентные, самозабвенные, ночные моно-концерты.

 

17. Однажды, когда на одном из осенних северных фестивалей, ровно в 5 часа утра, Борис Борисович вышел до ветра из барака, он увидел, как некий имярек поет у потухшего костра, яростно терзая струны гитары, хотя вокруг не было ни души. Имярек невидящим бешеным взором проводил Бастарда, неловко разбрызгивающего накопленную за ночь жидкость, на гранитные неолитические глыбы, и одиноко продолжал свою бесконечную шаманскую песенную истерию.

 

18. При виде песенного берсеркера БББ мгновенно вспомнил название фильма, который он не смотрел, (собственно Бастард вообще видел в своей жизни мало фильмов, он был занят написанием песен), но очень ценил. Фильм назывался “Загнанных лошадей пристреливают, не правда ли?” Бард даже знал фамилию артистки, которая играла главную роль. Ее звали Джейн Фонда. Когда Борису Борисовичу сказали, сколько лет, этой артистке, он еще раз попросил фотографию и еще долго сидел, вглядываясь в стройные ножки и холеную кожу юной пенсионерки Джейн, и решил написать о ней авторскую песню, которая так бы и начиналась с загнанных лошадей. Загнанные лошади, однако, плохо ложились в размер минорного квадрата, и опус был отложен до лучших времен.

 

19. Борис Борисович не пил до концерта еще и потому, что в подпитии забывал слова. Собственно он забывал слова и по трезвости, но по трезвости обращал эти недоразумения в невинные шутки, говоря в микрофон, что-то вроде: “Я вообще то петь не умею, играть тоже, слова по старости забываю: склероз, знаете ли!” При этом БББ мерзко хихикал. Хихикала и немногочисленная воспитанная публика. Правда, однажды, произнося дежурные слова о склерозе, Бастард очень ярко вспомнил, как в школьные годы он ходил с классом в Кировский театр. Там на “Иоланте”, маститый певец, семеня подагрическими ножками, в ярко-оранжевых трико, вдруг забыл слова в великой арии: “Кто может сравниться с Матильдой моей!”, и тоскливо обводя зал грубо подкрашенными глазами, запел какую-то белиберду. Коммунистическая публика вежливо молчала. В теперешнее жестокое время Бастард очень живо представил тучи астраханских помидоров и тухлых яиц, этих несбывшихся разносчиков вселенского птичьего гриппа, летящие в маленького тенора. От этих воспоминаний у барда заболел низ живота, и он присел на стул, заботливо стоящий у микрофонов.